[rudereno]

Автор: donemon Angell
Размер: 3 мини
Рейтинг: G
Примечание: Написно для Цепочки любви Рено и Руда


1.

Когда-то давно, еще до ШинРа, когда Рено каждое утро смотрел в зеркало, чтобы проверить, не начали ли у него расти усы, Руд наконец-то починил старый байк, напялил на Рено наполненный пивом рюкзак и повез всех четверых – байк, себя, Рено и пиво – в какую-то деревеньку на краю умирающего леса, где в окружении куцых кустиков Рено узнал, что ночная тишина бывает громкой. Может стрекотать сверчками под половицей старого дома, квакать лягушками на болоте, трепыхать крыльями ночных бабочек, на бреющем полете проноситься жуками, шелестеть листвой деревьев, лаять собаками, жутковато каркать неизвестно кем и завывать ветром в трубах.
Городская тишина от тишины деревенской отличается, как работа в паре с каким-нибудь новичком от отдыха с Рудом. Совершенно особенная, сводящая с ума тихим не то звоном, не то писком. Цифры на часах светятся в темноте мертвенно-зеленоватым сиянием, капли из расхлябанного крана гулко ударяются о металлическое дно раковины. Рено безуспешно пытается закрутить винт, а потом в сердцах разбивает чашку, и ударяющий по ушам звон слегка примиряет его с действительностью.
– Руд, – говорит он в трубку, едва дождавшись рассвета. Судя по хриплому, недовольному голосу напарника, едва придумавшего парочку не слишком оригинальных ругательств, Руд до этого времени предпочитал спать, а не гипнотизировать часы. – Да ладно тебе, дзотто…
– Что там у тебя? – наконец вздыхает Руд. Рено представляет, как он морщится, пытаясь улечься поудобнее.
– Тут так тихо… – жалуется Рено и с наслаждением слушает почти тишину: Руд сопит и шуршит чем-то, а еще пытается сдержать кашель. Или смех – черт его разберет через телефон…
– Рено, – говорит Руд. – Возьми байк… Слышишь?
– Ага.
– Возьми байк и сгоняй за город. Поймай сверчка.
– Сверчка? – Рено смеется. – Зачем?
– Он будет орать по ночам – тебе понравится. Я бы предложил лягушку, но она не выживет в твоем бардаке.
– Лягушку я подарю тебе, – обещает Рено. – В твоей стерильности она точно будет плодиться и размножаться.
– Нафига она мне? – хмыкает Руд. – Я от тишины не страдаю.
– Будешь медсестер пугать.
– Топай уже.
– Ага.

Городской день шумит двигателями, разговаривает прохожими, звенит разбитыми бутылками и хлопает окнами домов. Рено шилом делает дырки в коробочке из-под монпансье и с улыбкой ждет ночи.


2.

– У меня было четырнадцать братьев, – говорит Рено. Елена неверяще распахивает глаза:
– Сколько?!
– Четырнадцать. Руд, скажи…
Руд нейтрально хмыкает, что в равной степени можно принять как за подтверждение, так и за отрицание.
– Мать хотела дочку, так что они с отцом не оставляли попыток.
– Ну и как, получилось в итоге?
– Что?
– Ну, – Елена теряется. – Дочка… Наверное, последним ребенком была девочка?
– Последним ребенком был я. – Рено смотрит так хмуро, что Елена чувствует потребность извиниться. Только не знает, за что. Поэтому натянуто смеется:
– Получается, ты, сэмпай, младшенький? Тогда ясно, почему ты…
– Что? – Мгновение – и Рено уже нависает над замолчавшей Еленой, зловеще улыбаясь. – Ну, договаривай.
– Ясно, почему ты такой несобранный, инфантильный и капризный, хотела она сказать, – приходит на помощь Руд. Нависнуть над Рудом для Рено проблематично, поэтому он просто сует руки в карманы и фыркает:
– Шило в заду не утаишь. И кто бы здесь сказал, что я плохо работаю?
– Дураков нет, – улыбается Елена, и Рено посылает ей воздушный поцелуй.

– Четырнадцать? – хмыкает Руд, когда они остаются одни. Рено пихает его острым локтем куда-то под ребра:
– Плевать. Она ведь поверила, значит, с тебя выпивка.
– Ладно. Но четырнадцать братьев?
– Ой, заткнись!
За все время работы в ШинРа только дважды на выпивку тратился Рено: его байкам «о детстве» не поверили лишь Президент и Вельд.
– Написал бы письмо мамочке. Вдруг ты теперь не самый младшенький?
– Я тебе ночью рот зашью. Кто бы знал, что ты умеешь разговаривать…
Руд снисходительно посмеивается.
Только ему Рено рассказал правду о себе. Руд очень ценит эту огромную бесполезную мелочь.


3.

Где-то через месяц после первого совместного задания и через три недели после первой совместной попойки Руд с недоумением заподозрил, что Рено не умеет считать.
– Пшёл ты, я умею! – сдержанно возмутился Рено. Как уже все Турки успели выяснить, на несправедливые обвинения Рено взрывается, как дюжина коробок фейерверков в пожаре пятой категории сложности, и потушить его может только начальство, время или три-четыре брикета мороженого. Так что Руд сделал логичный вывод, что с догадками не промахнулся.
– Вот здесь, – сказал он, постукивая указательным пальцем по строчке на одном из листков сметы. – Ошибка.
– Я просто устал и отвлекся, – отмахнулся Рено.
– Тогда тебя не затруднит все исправить?
Рено молчал целых три секунды. Но просьбы о помощи Руд так и не дождался.
– Конечно.

– Организация расстреливает по двенадцать коробок в день, два дня в неделю, четыре недели в месяце, двенадцать месяцев в году, – медленно, как больному, проговаривал Вельд. – Но судя по твоим расчетам, нам нужно всего сто девяносто шесть коробок. На год.
Рено с независимым видом пожал плечами.
– Шеф, что не так?
– На год! – рявкнул Вельд. – Ты нам предлагаешь использовать патроны по пять раз каждый?
– Он все пересчитает, – влез Руд, пока Рено по своему обыкновению ловил ртом воздух, пытаясь придумать язвительный ответ. Вельд посмотрел ему в глаза, перевел взгляд на Рено и вздохнул:
– Отдашь лично мне завтра вечером.
Руд в очередной раз подумал, что неплохо бы прикупить темные очки – умение начальства угадывать мысли по выражению глаз уже порядком его достало.

Через два часа и шесть порций мороженного Руд уже готов был изодрать листочки с расчетами в мелкие клочья.
– Смотри сюда, – попытался он снова как можно более спокойным голосом. – Представь, что бутылка пива стоит двенадцать гилов.
– Ско-олько? – ахнул Рено. – Руд, ты в своем уме? Это где ты такое пиво пьешь?
– Просто представь, хорошо? Предположим, что это очень дорогое пиво. Коллекционное.
– Ты такое пробовал?
– Один раз.
– Вкусно?
Руд физически почувствовал, как у него едет крыша. Рено в ожидании ответа едва ли не в рот ему смотрел.
– Рено.
– М?
– Я куплю тебе такого пива, если Вельд одобрит твою смету.
– Круто!
– А для этого, – Руд повысил голос, – тебе надо научиться умножать!
– Я умею! – возбухтел Рено. Взглянул на осатаневшего Руда и сдулся: – Ну, то есть… я постараюсь.
– Хорошо. Итак, бутылка пива стоит двенадцать гилов. Если ты за неделю выпьешь две бутылки, сколько ты потратишь?
– Нисколько. Ты же обещал меня угостить, Руд! Ты забыл?
Руд спрятал лицо в ладонях и глухо захохотал оттуда, как оптимистично настроенный зомби.

Вельд объявил, что просмотрит смету сию секунду, и Руд не решился расслабить плечи, хотя после бессонной ночи обязанность держать спину прямо казалась каким-то особенным видом изощренной пытки.
– Ну что же, гораздо лучше, – кивнул Вельд. – Расчеты верны, недочетов в результатах не вижу. Вот только…
Руд почувствовал, как с его лица пропадает растянувшая было губы улыбка.
– Что? – спросил он упавшим голосом. Вельд сочувственно хлопнул его по плечу:
– Я не могу принять смету с таким количеством ошибок в каждом слове…
– Но…
– …и без единой запятой. Придется переделать.
За дверью Руд обнаружил Рено. Тот смотрел так жалобно, что Руд даже не стал материться. По крайней мере, вслух.
– Вельд сказал, что ты пишешь с ошибками.
– Он врет! – проникновенно сказал Рено, убедительности ради прижимая руки к груди. – И вообще. У меня просто почерк такой. Купи мне мороженое?
«Надеюсь, у меня никогда не будет детей, – подумал Руд, с тоской глядя в окно. – У меня нервов не хватит на их воспитание».